Гражданская казнь. Гражданская казнь Чернышевского (По рассказу очевидца)
Уже в студенческие годы Чернышевский был готов посвятить всего себя революционной деятельности. К этому же времени относятся его первые литературные работы. Он писал политэкономические, литературно-критические и историко-литературные работы, статьи, освещающие экономико-политические вопросы. Николай Гаврилович являлся идейным вдохновителем организации «Земля и воля».
Политическая идеология: крестьянский вопрос
В нескольких своих публикациях Чернышевский затрагивал идею освобождения крестьян с землей без выкупа. В этом случае должно было сохраниться общинное владение, что привело бы в дальнейшем к социалистическому землепользованию. Но по мнению Ленина, это могло бы привести к наиболее быстрому и прогрессивному распространению капитализма. Когда пресса печатала «Манифест» царя Александра II, на первой странице «Современника» поместили только выдержки. В этом же номере были напечатаны слова «Песни о неграх» и статья о рабстве в Соединенных Штатах. Читатели понимали, что именно хочет сказать этим редакция.
Причины ареста теоретика критического социализма
Чернышевский был арестован в 1862 году по обвинению в составлении прокламации «Братским крестьянам...». Воззвание было передано Всеволоду Костомарову, который (как потом выяснилось) оказался провокатором. Николай Гаврилович уже тогда в документах и переписке между жандармерией и полицией назывался «врагом Империи номер один». Непосредственным поводом ареста послужило перехваченное письмо Герцена, в котором упоминался Чернышевский в связи с идеей издательства запрещенного «Современника» в Лондоне.
Следствие продолжалось полтора года. В виде протеста Николай Гаврилович объявлял голодовку, которая продолжалась 9 дней. В тюрьме он продолжал работать. За 678 суток заключения Чернышевский написал минимум 200 листов текстовых материалов. Наиболее масштабное произведение этого периода - роман «Что делать?» (1863 год), опубликованный в 3-5 номерах «Современника».
В феврале 1864 года сенатор объявил приговор по делу: ссылка на каторгу на четырнадцать лет, а затем пожизненное поселение в Сибири. Александр II уменьшил срок каторжных работ до семи лет, но в целом Николай Гаврилович пробыл в тюрьме, на каторжных работах и в ссылке более двадцати лет. В мае состоялась гражданская казнь Чернышевского. Гражданской казнью в Российской империи и других странах был вид наказания, состоящий в лишении заключенного всех чинов, привилегий по сословию, собственности и так далее.
Церемония гражданской казни Н. Г. Чернышевского
Утро девятнадцатого мая 1864 года выдалось туманным и дождливым. На Мытнинской площади - на месте гражданской казни Чернышевского - собралось около 200 человек: литераторы, сотрудники издательств, студенты, переодетые сыщики. К моменту оглашения приговора собралось уже около двух с половиной тысяч человек. По периметру площадь была оцеплена городовыми и жандармами.
Подъехала тюремная карета, из которой вышли трое. Это был сам Николай Чернышевский и двое палачей. Посреди площади стоял высокий столб с цепями, к которому и направились вновь прибывшие. Все замерло, когда Чернышевский поднялся на возвышение. Солдатам скомандовали: «На караул!», а один из палачей снял с осужденного фуражку. Началось чтение приговора.
Неграмотный палач читал громко, но с заиканиями. В одном месте он едва не выговорил: «сацалических идей». По лицу Николая Гавриловича пробежала усмешка. В приговоре объявлялось, что своей литературной деятельностью Чернышевский имеет большое влияние на молодежь и что за злой умысел к свержению существующего порядка он лишается прав и ссылается на каторгу на 14 лет, а затем навсегда поселяется в Сибири.
Во время гражданской казни Чернышевский был спокоен, все время отыскивал кого-то в толпе. Когда приговор был прочтен, великого сына русского народа опустили на колени, переломили над его головой шпагу, а затем приковали его к позорному столбу. Четверть часа стоял Николай Гаврилович посреди площади. Толпа затихла и на месте гражданской казни Н.Г. Чернышевского воцарилось гробовое молчание.
Какая-то девушка кинула к столбу букет цветов. Ее тут же арестовали, но этот поступок вдохновил других. И другие букеты упали к ногам Чернышевского. Его спешно освободили от цепей и усадили в ту же тюремную карету. Молодежь, присутствовавшая на гражданской казни Чернышевского, провожала своего друга и учителя криками «До свидания!». На другой день Николая Гавриловича отправили в Сибирь.
Реакция русской печати на казнь Чернышевского
Русская печать вынужденно хранила молчание и ни словом не обмолвилась о дальнейшей судьбе Николая Гавриловича.
В год гражданской казни Чернышевского поэт Алексей Толстой был на зимней придворной охоте. Александр II хотел было разузнать у него о новостях в литературном мире. Тогда Толстой ответил, что «литература надела траур по поводу несправедливого осуждения Николая Гавриловича». Император резко оборвал поэта, попросив никогда не напоминать ему о Чернышевском.
Дальнейшая судьба писателя и революционера
Первые три года каторги Чернышевский провел на монгольской границе, а затем был переведен на Александровский завод. Ему было разрешено свидание с супругой и малолетними сыновьями. Жилось Николаю Гавриловичу не слишком тяжело, так как политические заключенные в то время не несли настоящей каторжной работы. Ему можно было общаться с другими заключенными, гулять, какое-то время Чернышевский даже жил в отдельном доме. Одно время на каторге устраивались спектакли, для которых революционер писал небольшие пьесы.
Когда срок каторги закончился, Николай Гаврилович мог сам выбрать место жительства в Сибири. Он перебрался в Вилюйск. В письмах Чернышевский никого не расстраивал жалобами, он был спокоен и бодр. Николай Гаврилович восхищался характером своей супруги, интересовался ее здоровьем. Сыновьям он давал советы, делился своими знаниями и опытом. В это время он продолжал заниматься литературной деятельностью и переводами. На каторге все написанное Николай Гаврилович сразу же уничтожал, на поселении он создал цикл произведений о русской жизни, значительнейшим из которых является роман «Пролог».
Русские революционеры несколько раз пытались освободить Николая Гавриловича, но власти не позволяли. Только к 1873 году ему, больному ревматизмом и цингой, разрешили переехать в Астрахань. В 1874 году Чернышевскому официально предлагают освобождение, но он не подает прошение. Благодаря заботам Михаила (сына Чернышевского) в 1889 году Николай Гаврилович перебирается в Саратов.
Через четыре месяца после переезда и через двадцать пять лет после гражданской казни Чернышевский скончался от кровоизлияния в мозг. До 1905 года работы Николая Гавриловича были в России под запретом.
Другие известные личности, подвергнутые гражданской казни
Первым в российской истории гражданской казни подвергли гетмана Мазепу. Церемония проходила в отсутствие осужденного, который скрывался в Турции.
В 1768 году лишена всех имущественных и сословных прав Салтычиха - Дарья Николаевна Салтыкова, изощренная садистка и убийца нескольких десятков крепостных крестьян.
В 1775 году палачи провели ритуал казни М. Шванвича, а в 1826 году лишены прав декабристы: 97 человек в Санкт-Петербурге и 15 морских офицеров в Кронштадте.
В 1861 году гражданской казни подвергли Михаила Михайлова, в 1868 - Григория Потанина, а в 1871 - Ивана Прыжкова.
Для обуздания дерзких вольнодумцев всегда существовали проверенные и действенные средства. В царской России смертная казнь по возможности не применялась, разве что в исключительных случаях. Революционеров ожидали каторжные работы в Сибири. Но перед тем как особо опасный для властей осуждённый отправлялся по Владимирке (в начале этой дороги ныне ) в далёкий путь, он подвергался унизительной гражданской казни, предполагавшей лишение сословных, политических и гражданских прав. В историю вошли события, связанные с применением этой процедуры к , а через несколько десятилетий - и к Николаю Гавриловичу Чернышевскому.
Дорога на эшафот
Николай Чернышевский начал идти по опасной дороге ещё в студенческие годы. Именно тогда началась его революционная деятельность и появились первые литературные работы. Закрытых тем для него не было. Он писал литературно-критические и историко-литературные работы, освещал экономико-политические вопросы. Николай Гаврилович был ещё и идейным вдохновителем тайной молодёжной революционной организации «Земля и воля».
Источник: http://www.rewizor.ru
В 1862 году Чернышевский был арестован, а обвиняли его в составлении прокламации «Братским крестьянам от их доброжелателей поклон». Воззвание попало в руки Всеволода Костомарова, который оказался провокатором. Но уже до этого в служебной переписке между жандармерией и полицией Чернышевский назывался «врагом империи номер один». А непосредственно поводом для ареста, стало упоминание фамилии Чернышевского в письме эмигранта в связи с идеей издания «Современника» в случае его запрещения властями в Лондоне.
Источник: https://24smi.org
Следствие по делу Чернышевского затянулось, оно шло полтора года. Во время заключения Николай Гаврилович несколько раз объявлял голодовку и продолжал трудиться. Кроме статей, он завершил в тюрьме роман «Что делать», опубликованный в журнале «Современник». В феврале 1864 года вынесли приговор: ссылка на каторгу на четырнадцать лет и пожизненное поселение в Сибири. Император сократил каторгу до семи лет, но в целом Чернышевский провёл в царских учреждениях уголовно-исправительной системы более двадцати лет. В мае 1864 года состоялась гражданская казнь.
Утро туманное
Гражданская казнь Чернышевского проходила на Мытнинской площади в Петербурге дождливым и туманным утром 31 мая 1864 года. Специально для экзекуции был сооружено возвышение, на котором стоял чёрный столб с цепями. Были приняты серьёзные меры безопасности. Вся площадь была оцеплена жандармами и городовыми, в толпе шныряли агенты в штатском. Чернышевского доставили на площадь в тюремной карете и подвели на возвышение. С него сняли фуражку и прочитали обвинение. После прочтения приговора Чернышевский был опущен на колени, а над его головой сломали шпагу. Дальше процедура предусматривала прикрепление его цепями к столбу. На грудь ему была прикреплена табличка с надписью «государственный преступник». Герцен откликнулся на это судилище следующими словами: «Это новую Россию Россия подлая показывала народу, выставляя Чернышевского на позор».
Революционеров и участников оппозиционного движения в Российской империи нередко ссылали на каторжные работы в Сибирь. Каторге обычно предшествовала гражданская казнь, то есть лишение сословных, политических и гражданских прав. Из известных личностей, подвергшихся такому наказанию, обычно помнят только декабристов и Николая Гавриловича Чернышевского. Гражданская казнь (краткое описание церемонии и причины) последнего рассмотрены в данной статье.
Деятельность Н.Г. Чернышевского
Уже в студенческие годы Чернышевский был готов посвятить всего себя революционной деятельности. К этому же времени относятся его первые литературные работы. Он писал политэкономические, литературно-критические и историко-литературные работы, статьи, освещающие экономико-политические вопросы. Николай Гаврилович являлся идейным вдохновителем организации «Земля и воля».
Политическая идеология: крестьянский вопрос
В нескольких своих публикациях Чернышевский затрагивал идею освобождения крестьян с землей без выкупа. В этом случае должно было сохраниться общинное владение, что привело бы в дальнейшем к социалистическому землепользованию. Но по мнению Ленина, это могло бы привести к наиболее быстрому и прогрессивному распространению капитализма. Когда пресса печатала «Манифест» царя Александра II, на первой странице «Современника» поместили только выдержки. В этом же номере были напечатаны слова «Песни о неграх» и статья о рабстве в Соединенных Штатах. Читатели понимали, что именно хочет сказать этим редакция.
Причины ареста теоретика критического социализма
Чернышевский был арестован в 1862 году по обвинению в составлении прокламации «Братским крестьянам...». Воззвание было передано Всеволоду Костомарову, который (как потом выяснилось) оказался провокатором. Николай Гаврилович уже тогда в документах и переписке между жандармерией и полицией назывался «врагом Империи номер один». Непосредственным поводом ареста послужило перехваченное письмо Герцена, в котором упоминался Чернышевский в связи с идеей издательства запрещенного «Современника» в Лондоне.
Следствие продолжалось полтора года. В виде протеста Николай Гаврилович объявлял голодовку, которая продолжалась 9 дней. В тюрьме он продолжал работать. За 678 суток заключения Чернышевский написал минимум 200 листов текстовых материалов. Наиболее масштабное произведение этого периода — роман «Что делать?» (1863 год), опубликованный в 3-5 номерах «Современника».
В феврале 1864 года сенатор объявил приговор по делу: ссылка на каторгу на четырнадцать лет, а затем пожизненное поселение в Сибири. Александр II уменьшил срок каторжных работ до семи лет, но в целом Николай Гаврилович пробыл в тюрьме, на каторжных работах и в ссылке более двадцати лет. В мае состоялась гражданская казнь Чернышевского. Гражданской казнью в Российской империи и других странах был вид наказания, состоящий в лишении заключенного всех чинов, привилегий по сословию, собственности и так далее.
Церемония гражданской казни Н. Г. Чернышевского
Утро девятнадцатого мая 1864 года выдалось туманным и дождливым. На Мытнинской площади — на месте гражданской казни Чернышевского — собралось около 200 человек: литераторы, сотрудники издательств, студенты, переодетые сыщики. К моменту оглашения приговора собралось уже около двух с половиной тысяч человек. По периметру площадь была оцеплена городовыми и жандармами.
Подъехала тюремная карета, из которой вышли трое. Это был сам Николай Чернышевский и двое палачей. Посреди площади стоял высокий столб с цепями, к которому и направились вновь прибывшие. Все замерло, когда Чернышевский поднялся на возвышение. Солдатам скомандовали: «На караул!», а один из палачей снял с осужденного фуражку. Началось чтение приговора.
Неграмотный палач читал громко, но с заиканиями. В одном месте он едва не выговорил: «сацалических идей». По лицу Николая Гавриловича пробежала усмешка. В приговоре объявлялось, что своей литературной деятельностью Чернышевский имеет большое влияние на молодежь и что за злой умысел к свержению существующего порядка он лишается прав и ссылается на каторгу на 14 лет, а затем навсегда поселяется в Сибири.
Во время гражданской казни Чернышевский был спокоен, все время отыскивал кого-то в толпе. Когда приговор был прочтен, великого сына русского народа опустили на колени, переломили над его головой шпагу, а затем приковали его к позорному столбу. Четверть часа стоял Николай Гаврилович посреди площади. Толпа затихла и на месте гражданской казни Н.Г. Чернышевского воцарилось гробовое молчание.
Какая-то девушка кинула к столбу букет цветов. Ее тут же арестовали, но этот поступок вдохновил других. И другие букеты упали к ногам Чернышевского. Его спешно освободили от цепей и усадили в ту же тюремную карету. Молодежь, присутствовавшая на гражданской казни Чернышевского, провожала своего друга и учителя криками «До свидания!». На другой день Николая Гавриловича отправили в Сибирь.
Реакция русской печати на казнь Чернышевского
Русская печать вынужденно хранила молчание и ни словом не обмолвилась о дальнейшей судьбе Николая Гавриловича.
В год гражданской казни Чернышевского поэт Алексей Толстой был на зимней придворной охоте. Александр II хотел было разузнать у него о новостях в литературном мире. Тогда Толстой ответил, что «литература надела траур по поводу несправедливого осуждения Николая Гавриловича». Император резко оборвал поэта, попросив никогда не напоминать ему о Чернышевском.
Дальнейшая судьба писателя и революционера
Первые три года каторги Чернышевский провел на монгольской границе, а затем был переведен на Александровский завод. Ему было разрешено свидание с супругой и малолетними сыновьями. Жилось Николаю Гавриловичу не слишком тяжело, так как политические заключенные в то время не несли настоящей каторжной работы. Ему можно было общаться с другими заключенными, гулять, какое-то время Чернышевский даже жил в отдельном доме. Одно время на каторге устраивались спектакли, для которых революционер писал небольшие пьесы.
Когда срок каторги закончился, Николай Гаврилович мог сам выбрать место жительства в Сибири. Он перебрался в Вилюйск. В письмах Чернышевский никого не расстраивал жалобами, он был спокоен и бодр. Николай Гаврилович восхищался характером своей супруги, интересовался ее здоровьем. Сыновьям он давал советы, делился своими знаниями и опытом. В это время он продолжал заниматься литературной деятельностью и переводами. На каторге все написанное Николай Гаврилович сразу же уничтожал, на поселении он создал цикл произведений о русской жизни, значительнейшим из которых является роман «Пролог».
Русские революционеры несколько раз пытались освободить Николая Гавриловича, но власти не позволяли. Только к 1873 году ему, больному ревматизмом и цингой, разрешили переехать в Астрахань. В 1874 году Чернышевскому официально предлагают освобождение, но он не подает прошение. Благодаря заботам Михаила (сына Чернышевского) в 1889 году Николай Гаврилович перебирается в Саратов.
Через четыре месяца после переезда и через двадцать пять лет после гражданской казни Чернышевский скончался от кровоизлияния в мозг. До 1905 года работы Николая Гавриловича были в России под запретом.
Другие известные личности, подвергнутые гражданской казни
Первым в российской истории гражданской казни подвергли гетмана Мазепу. Церемония проходила в отсутствие осужденного, который скрывался в Турции.
В 1768 году лишена всех имущественных и сословных прав Салтычиха — Дарья Николаевна Салтыкова, изощренная садистка и убийца нескольких десятков крепостных крестьян.
В 1775 году палачи провели ритуал казни М. Шванвича, а в 1826 году лишены прав декабристы: 97 человек в Санкт-Петербурге и 15 морских офицеров в Кронштадте.
В 1861 году гражданской казни подвергли Михаила Михайлова, в 1868 — Григория Потанина, а в 1871 — Ивана Прыжкова.
19 мая 1864 года на Мытнинской площади в Петербурге состоялось событие, которое навсегда вошло в летопись русского освободительного движения. Было туманное, мглистое петербургское утро. Моросил холодный, пронизывающий дождь. Струйки воды скользили по высокому черному столбу с цепями, длинные капли падали на землю с намокшего дощатого помоста эшафота.
К восьми часам утра здесь собралось более двух тысяч человек. Литераторы, сотрудники журналов, студенты медико-хирургической академии, офицеры армейских стрелковых батальонов пришли проститься с человеком, который около семи лет был властителем дум революционно настроенной части русского общества. После долгого ожидания показалась карета, окруженная конными жандармами, и на эшафот поднялся Николай Гаврилович Чернышевский. Палач снял с него шапку, и началось чтение приговора. Не очень грамотный чиновник делал это громко, но плохо, с заиканиями, с передышками. В одном месте он поперхнулся и едва выговорил \"сацали-(*133)ческих идей\". По бледному лицу Чернышевского скользнула усмешка. В приговоре объявлялось, что Чернышевский \"своею литературной деятельностью имел большое влияние на молодых людей\" и что \"за злоумышление к ниспровержению существующего порядка\" он лишается \"всех прав состояния\" и ссылается \"в каторжную работу на 14 лет\", а затем \"поселяется в Сибири навсегда\".
Дождь усиливался. Чернышевский часто поднимал руку, обтирая холодную воду, струившуюся по лицу, сбегавшую за воротник пальто. Наконец чтение прекратилось. \"Палачи опустили его на колени. Сломали над головой саблю и затем, поднявши его еще выше на несколько ступеней, взяли его руки в цепи, прикрепленные к столбу. В это время пошел очень сильный дождь, палач надел на него шапку. Чернышевский поблагодарил его, поправил фуражку, насколько позволяли ему его руки, и затем, заложивши руку в руку, спокойно ожидал конца этой процедуры. В толпе было мертвое молчание,- вспоминает очевидец \"гражданской казни\".- По окончании церемонии все ринулись к карете, прорвали линию городовых… и только усилиями конных жандармов толпа была отделена от кареты. Тогда… были брошены ему букеты цветов. Одну женщину, кинувшую цветы, арестовали. Кто-то крикнул: \"Прощай, Чернышевский!\" Этот крик был немедленно поддержан другими и потом сменился еще более колким словом \"до свидания\". На другой день, 20 мая 1864 года, Чернышевский в кандалах, под охраной жандармов был отправлен в Сибирь, где ему суждено было прожить без малого 20 лет в отрыве от общества, от родных, от любимого дела. Хуже всякой каторги оказалось это изнуряющее бездействие, эта обреченность на обдумывание ярко прожитых и внезапно оборванных лет…
Детские годы
Николай Гаврилович Чернышевский родился 12 (24) июля 1828 года в Саратове в семье протоиерея Гавриила Ивановича Чернышевского и его жены Евгении Егоровны (урожденной Голубевой). Оба деда его и прадед по материнской линии были священниками. Дед, Егор Иванович Голубев, протоиерей Сергиевской церкви в Саратове, скончался в 1818 году, и саратовский губернатор обратился к пензенскому архиерею с просьбой прислать на освободившееся место \"лучшего студента\" с условием, как было принято в духовном сословии, женитьбы на дочери умершего протоиерея. Достойным человеком оказался библиотекарь Пензенской семинарии Гавриил Иванович Чернышевский, человек высокой учености и безукоризненного поведения.
В 1816 году он был замечен известным государственным деятелем М. М. Сперанским, попавшим в опалу и занимавшим должность пензенского губернатора.
Сперанский предложил Гавриилу Ивановичу поехать в Петербург, но по настоянию матери он отказался от лестного предложения, сулившего ему блестящую карьеру государственного деятеля. Об этом эпизоде в своей жизни Гавриил Иванович вспоминал не без сожаления и перенес несбывшиеся мечты молодости на своего единственного сына, талантом и способностями ни в чем не уступавшего отцу. В доме Чернышевских царили достаток и теплая семейная атмосфера, одухотворенная глубокими религиозными чувствами. \"…Все грубые удовольствия,- вспоминал Чернышевский,- казались мне гадки, скучны, нестерпимы; это отвращение от них было во мне с детства, благодаря, конечно, скромному и строго нравственному образу жизни всех моих близких старших родных\". К родителям своим Чернышевский всегда относился с сыновним почтением и благоговением, делился с ними заботами и планами, радостями и огорчениями. В свою очередь, мать любила своего сына беззаветно, а для отца он был еще и предметом нескрываемой гордости. С ранних лет мальчик обнаружил исключительную природную одаренность. Отец уберег его от духовного училища, предпочитая углубленное домашнее образование. Он сам преподавал сыну латинский и греческий языки, французским мальчик успешно занимался самостоятельно, а немецкому его учил немец-колонист Греф. В доме отца была хорошая библиотека, в которой, наряду с духовной литературой, находились сочинения русских писателей — Пушкина, Жуковского, Гоголя, а также современные журналы. В \"Отечественных записках\" мальчик читал переводные романы Диккенса, Жорж Санд, увлекался статьями В. Г. Белинского. Так что с детских лет Чернышевский превратился, по его собственным словам, в настоящего \"пожирателя книг\".
Казалось бы, семейное благополучие, религиозное благочестие, любовь, которой с детства был окружен мальчик,- ничто не предвещало в нем будущего отрицателя, революционного ниспровергателя основ существовавшего в России общественного строя. Однако еще И. С. Тургенев обратил внимание на одну особенность русских революционных борцов: \"Все истинные отрицатели, которых я знал — без исключения (Белинский, Бакунин, Герцен, Добролюбов, Спешнее и т. д.), происходили от сравнительно добрых и честных родителей. И в этом заключается великий смысл: (*135) это отнимает у деятелей, у отрицателей всякую тень личного негодования, личной раздражительности. Они идут по своей дороге потому только, что более чутки к требованиям народной жизни\".
Сама же эта чуткость к чужому горю и страданиям ближнего предполагала высокое развитие христианских нравственных чувств, совершавшееся в семейной колыбели. Сила отрицания питалась и поддерживалась равновеликой силой веры, надежды и любви. По контрасту с миром и гармонией, царившими в семье, резала глаза общественная неправда, так что с детских лет Чернышевский стал задумываться, почему \"происходят беды и страдания людей\", пытался \"разобрать, что правда и что ложь, что добро и что зло\".
Александр Иностранцев, минералог, в своих мемуарах (случайно попавшихся) описывает, как он студентом смотрел гражданскую казнь Чернышевского. Первым делом думаешь, разумеется - а читал ли это Набоков? Сходства большого, честно сказать, нет - Иностранцев стоял далеко и толком ничего не разглядел - кроме "вероятно, раньше подпиленной шпаги", которую лукавый Набоков превратил в "плохо подпиленную". Описание казни в Даре, говорят нам комментаторы, большей частью заимствовано у Стеклова ("Чернышевский, его жизнь и деятельность" 1909 года в двух томах, в сети нет, есть какие-то тени на гуглбукс, и там Иностранцев не находится. А Стеклов этот никакой не Стеклов, говорит нам болтливая википедия, а Овший Нахамкис, в том же 1909 принял христианство - внезапно! Чернышевский его, что ли, вдохновил? - писал в Правде, отмечен Лениным, арестован в 1938 году, умер в Саратовской тюрьме НКВД в 1941 от дизентерии и крайнего истощения, кто бы сомневался). Но зато в биографии Чернышевского из ЖЗЛ 1955 года сцена гражданской казни по всем сюжетным и дескриптивным точкам совпадает с набоковским описанием. ЖЗЛ-автор Николай Вениаминович Богословский (тут что-то один Николай с семинарской фамилией и библейским отчеством начинает путаться с другим, Владимир Владимирович толкает под руку спорадического полуночного исследователя) ссылается на некоего очевидца, слушателя Военной академии, оставившего описание в своем дневнике. Кто это? Думаю, Богословский взял его из того же Стеклова, откуда взял своё и Набоков. Небось, Alexander Dolinin давно всё это знает, ему не до "тех чрезвычайных впечатлений, которые среди ночи сажают юношу в одном белье за дневник".
Вот описание Иностранцева, а Дар всякий найдет сам:
"Осенью этого года мне пришлось быть свидетелем одного события, которое произвело на меня крайне тяжелое впечатление, — это гражданская казнь Чернышевского. Как новичок в Университете я, приглядываясь к порядкам, невольно прислушивался и к разным толкам и слухам, в нем ходившим, и узнал, что сходка, на которой я не был, постановила, чтобы все студенты собрались на другой день рано утром на Конную площадь для протеста против гражданской казни Чернышевского. По долгу товарищества я счел необходимым тоже присутствовать. С Песков на Конную площадь близко, но я все-таки просил дома меня разбудить в 5 часов, чтобы быть вовремя на месте казни. Когда я пришел на Конную площадь, она утопала в грязи, так как время было сильно дождливое и холодное.
На площади был выстроен эшафот, окруженный довольно густою цепью войска, которого было собрано значительное количество, ибо ожидалась, как я узнал позднее, попытка похищения Чернышевского. Хотя я и пришел очень рано, но все-таки проникнуть даже близко к войску не мог, а потому наблюдать за событиями пришлось издалека. Толпа собралась громадная; до цепи войска площадь еще больше стала наполняться народом, среди которого преобладала молодежь обоего пола. Довольно долго, под дождем, мы ожидали прибытия. Наконец раздался в толпе крик; «Везут!» — и действительно показалась карета, запряженная парою лошадей, которая при въезде на площадь завязла в грязи, и лошади никак не могли сдвинуть ее с места... Необыкновенно быстро на помощь лошадям из толпы бросилась масса молодежи, и, кто толкая карету сзади, кто помогая лошадям спереди, довольно скоро доставили карету к цепи войска, где благодаря этому последнему уже грязь была значительно утоптана, и лошади могли подвести карету уже прямо к эшафоту, а помогающих быстро оттеснили. При появлении кареты на площади на эшафот поднялось несколько человек, кто в форменном штатском, кто в военном платье. Когда остановилась карета, то первыми вышли из нее два жандарма, а за ними и Чернышевский; жандармы сейчас же обнажили палаши, стали по обе стороны Чернышевского и так его сопровождали на эшафот. По дальности расстояния рассмотреть выражение лица Чернышевского я не мог. Как только доставили Чернышевского на эшафот, вышел один из находящихся на нем в штатской форме и стал читать бумагу; голос его я слышал, но разобрать, что он читает, по дальности расстояния я не мог.
Затем Чернышевского заставили встать на колени, перед ним стал палач, держа в руках шпагу, которую, вероятно, раньше подпиленную, довольно скоро над самой головой наказуемого сломал. Этим обряд и закончился. Снова повели Чернышевского к карете, усадили с жандармами, а часть последних верхом на лошадях окружили карету, и поезд тронулся обратно. Везти обратно было уже легко, так как толпа отчасти утоптала грязь площади. Когда карета выехала из цепи войск, то на площади послышались довольно многочисленные крики и сочувствующие Чернышевскому возгласы, а карета довольно быстро удалялась, увозя казненного. Никакой попытки освобождения Чернышевского я не видел.
Самый процесс казни, только за один литературный труд, при отсутствии каких-либо других обвинений, произвел на меня крайне угнетающее впечатление, и, в значительной мере озлобленный, я вместе с толпою отправился обратно. Обернувшись как-то случайно, я заметил, что недалеко за мною возвращается с казни мой отец, разговаривая с каким-то господином. Я невольно обратил внимание на то, что на голове отца было кепи, окруженное по тулье широким золотым галуном, тогда как обыкновенно он носил из военной формы только одну фуражку. Такой головной убор на отце, очевидно, им был надет для большей внушительности; он, очевидно, боялся, что какие-то выходки с моей стороны подвергнут меня аресту и он будет меня выручать. Так один за другим мы пришли домой к утреннему чаю.
Через день после гражданской казни, когда я хотел, под свежим впечатлением, записать подробности ее в свою тетрадь, мне вспомнилось, что она у отца. Дело в том, что во время моего посещения, еще гимназистом, брата-доктора я из ряда запрещенных книг делал в особо заведенную мною тетрадь in 4=°21 выписки, некоторые стансы переписывал, а стихи Огарева не только все были в этой тетради, но многие из них я знал наизусть. Как-то у брата я получил и портрет Герцена, который и наклеил снаружи на твердый переплет тетради. Незадолго до дня казни отец по какому-то делу зашел ко мне в комнату и увидел эту тетрадь. Узнав от меня, что в ней находится, отец попросил меня дать ему прочесть, что я и исполнил. Вспомнив об этой тетради, я спустился вниз к отцу с просьбою вернуть мне эту тетрадь хотя бы на время, но отец заявил мне, что он ее сжег. В свое оправдание отец сообщил мне, что ему достоверно было известно, что перед казнью Чернышевского были усиленные обыски и аресты студенчества и что он очень боялся, чтобы, как он выразился, из-за такой глупости, как эта тетрадь, я бы не пострадал. Он также сообщил мне, что для моей защиты он ходил на казнь Чернышевского. Таким путем исчезла моя тетрадь, а с ней в значительной мере и мой либерализм того времени".
