Призраки кунсткамеры. Рога для властителя это смерть для казнокрада Вокруг завещания Екатерины I

А началось все с того, что Екатерине приглянулся брат знаменитой «Монсихи» (Анны Монс), когда-то первой пассии и фаворитки Петра, вышедшей затем замуж за посла Кайзерлинга.

Ее брат, Виллим Иванович Монс, с 1703 года служил в русской армии, участвовал в нескольких сражениях, в том числе под Лесной и Полтавой. Как исполнительный служака, он привлек внимание Петра и на некоторое время был назначен к нему в адъютанты. Далее благодаря стараниям его второй сестры Матрены Ивановны Балк, прозванной в народе «Балкиной», хорошо знавшей характер Екатерины и многие ее наклонности, Виллим Монс был определен на легкую и очень выгодную работу, которая давала ему изрядный «навар». Он стал управляющим вотчины Екатерины и после коронации по ее ходатайству был произведен (в мае 1724 года) в камергеры. В тот год ему исполнилось 36 лет. Он был довольно хорош собой, вальяжный, улыбчивый и уверенный в себе. Уже не молодой Екатерине он очень нравился. Виллим Монс во время долгих отъездов Петра по делам государства всегда находил предлог, чтобы появиться на половине государыни. Когда его долго не было во дворце, Екатерина слала ему письма с упреками, сообщала, какой костюм будет на ней на «машкераде», назначала тайные свидания.

26 апреля Балакирев из резиденции Екатерины в Преображенском отвез в Покровское к Монсу очередное тайное послание. Через некоторое время в разговоре с обойного дела учеником Суворовым он поведал ему, что не далее как вчера отвез письмо царицы: «Одно синенькое, что и рта разинуть боюсь», – сказал Балакирев, весьма расстроенный и, видно, знакомый с его содержанием.

По закоренелой шутовской привычке он не удержался от подвернувшейся на язык поговорки: «Любовь она, вишь, указу не ведает и царя в дураки поставит».

Однако, видимо, Балакирева не столько потрясла измена, сколько написанный рукой Екатерины какой-то рецепт с составом питья…

Суворов, смекнув, в чем дело, спустя некоторое время, желая похвастать своей осведомленностью, поведал о дворцовых делах знакомому купцу Ершову, а тот приятелю Ширяеву. Последний решил, что о столь важной тайне следует знать Петру. Он накропал подметное письмо без подписи. Второго ноября Петр, страшно побледнев, читал его послание.

Когда ведающий Тайной канцелярией Его Императорского Величества Андрей Иванович Ушаков, поднаторевший в делах тайных и явных, получил приказ Петра начать сыск, он, поняв, о чем речь, несколько раз перекрестился и, не мешкая, позвал подручных…

Историк М.Н. Семевский, еще в прошлом веке изучая государственный архив, обнаружил «Дело Виллима Монса». Он тщательно изучил бумаги, долгие годы хранившиеся в глубокой тайне, и был изрядно удивлен, что к делу причастен знаменитый шут Балакирев. В 1862 году он издал книгу под названием «Семейство Монсов», с той поры ни разу не переиздававшуюся. Из опубликованных им протоколов допросов видно, что на них присутствовал сам Петр.

Когда приволокли Балакирева, он приказал вздернуть шута на дыбу. Повисев некоторое время на вывороченных руках, тот повинился, что возил письмо из Преображенского в Покровское к Монсу, а что было писано в том письме, ему неведомо.

Суворов и другие были словоохотливее, и Петр понял, что подметное письмо не врет.

Следствие особый интерес проявило к переписке Монса и «синенькому письму с рецептом питья».

Однако конечный результат остался неясен, т.к. многие бумаги оказались уничтожены. Ушаков по приказу Петра (после разговора с Екатериной) не стал более затрагивать любовную сторону дела, а переключил сыск на государственную деятельность Виллима Монса, который оказался великим взяточником.

Виллим Монс не брезговал ничем. Вдовы снимали с себя серьги, а бедные офицеры уступали ему свои последние рубли!

Список взяток был огромным, его оказалось достаточно, чтобы вынести суровый приговор. В заключении суда говорилось:

«А поскольку Монс по делу явился во многих взятках и вступал за оные дела, не принадлежащие ему… мы согласно приговорили учинить ему Виллиму Монсу – смертную казнь. А имение его, движимое и недвижимое взять на Его Императорское Величество».

Остальных, проходивших по этому делу, подвергли суровым наказаниям. Матрену Бланк – били кнутом и сослали в Тобольск. Егора Столетова били батогами и сослали в Рогервик на 10 лет. Пажа Соловова (12 лет) высекли в суде и записали в солдаты. Шуту и камер-лакею Балакиреву досталось менее всех. Ему дали 60 палок и отправили в Рогервик на 3 года.

Приговор подписали: И. Бахметев, А. Бредихин, И. Мамонов, А. Ушаков, И. Мусин-Пушкин, И. Бутурлин и Яков Брюс. На полях Петр начертал: «Учинить по приговору».

16 ноября 1724 года в десятом часу пополудни на Троицкой площади была произведена экзекуция. Пастор Нацциус сделал последнее напутствие Виллиму Монсу. Держась за руки, они поднялись на помост, где стоял у плахи палач. Монс побелевшими губами шептал последнюю молитву. Его шатало. Перед плахой он опустился на колени, Нацциус его осенил крестным знамением и отошел в сторону. Монс положил голову на плаху, обняв ее руками.

Когда все было кончено, голову с полуоткрытыми глазами пиками водрузили на длинный шест. Обезглавленное тело пиками забросили на колесо, прибитое к гладкому бревну, где его быстро присыпал снег. Говорят, на второй день Петр, сидя в карете с Екатериной, приказал вознице завернуть на Троицкую площадь. У эшафота карета остановилась. Он открыл дверцу и молча смотрел на голову Монса. Екатерина также смотрела на вершину шеста, однако выдержала пытку, не дрогнула и не расплакалась…

В ноябре же Петр дает распоряжение провести ревизию всех дел Александра Меншикова, что, несомненно, являлось для последнего плохим предзнаменованием. Еще в 1711 году начато было следствие, которое с первых же шагов выявило крупные хищения светлейшего. Однако следствие тогда прекратили так же неожиданно, как и начали. На недоуменный вопрос о причинах такого решения Петр с великой тоской в голосе отвечал: «Он мой друг…»

Конечно, через доносителей, во время частых отлучек Петра, Меншиков отлично был осведомлен о любовных интригах Екатерины – и все это от него скрыл! Почему? Смотрел вперед и видел ее на престоле, а себя рядом, вершителем всех дел? Молчание Меншикова Петр мог воспринять только как предательство и немедленно отринул его от себя.

Великий преобразователь России оказался в тяжелом до жути положении: Петра предали все – жена, друг, даже шут! Настоящей дружбе Петр придавал большое значение.

«Блажен муж, иже обретет друга истинного, – часто цитировал он из полюбившейся ему книги «Советы премудрости». «Несть вещи дражайшей, как друг доброй всии разумной. Оной друг перевешивает все злато и серебро света!» После смерти Лефорта, которого он считал другом и смерть которого долго оплакивал, «верным другом» стал Меншиков.

Трагедия Петра была тем более велика, что жить ему осталось лишь несколько месяцев, а наследник еще не был назван, завещание не написано… Скоро Петр почувствовал сильное недомогание. Вызванный лейб-медик Блументрост был крайне обеспокоен. Петра рвало желчью, руки и ноги посинели, временами он корчился от болей. Петра соборовали. 22 января поставили алтарь у спальни. Когда Петр позвал принцессу Анну, ее искали больше часа, хотя она находилась во дворце. Петр умирал, и около него не было никого, кто бы положил на голову компресс, смочил водой потрескавшиеся пересохшие губы, вытер бы обильный пот…

26 января, следуя древнему обычаю, выпустили из тюрем всех колодников. 27 января Петр скончался. Около него лежала грифельная доска с недописанным завещанием: «Оставить все…»

Для многих придворных, знакомых с последними событиями, было слишком очевидно, что для Екатерины и Меншикова смерть царя произошла весьма кстати. В народе же от вести о смерти Петра «такой учинился вой, крик, вопль слезный, что… воистину такого ужаса народного… николи не видали и не слыхали!»

Через сорок суток, 8 марта, состоялось погребение. Великой болью отозвались в сердцах людских слова Феофана Прокоповича, сказанные под гулкими сводами Петропавловского собора над гробом Петра: «Россияне, что делаем, кого хороним? Петра Великого хороним!»

Ровно 288 лет назад, 27 (16 по ст.ст.) ноября 1724 года, произошел единственный за всю историю Руси случай смертной казни за взяточничество и казнокрадство - на Троицкой площади в Петербурге по приказу императора Петра I через отсечение головы был казнён Виллим Иванович Монс. Этот казнокрад был казнен, потому что совмещал приятное с полезным - брал взятки и императрицу Екатерину I (что тут приятное, а что полезное - решайте сами).
Я думаю Монс все таки считал приятным брать взятки, а полезным - кувыркаться с Екатериной, которая никогда не была красавицей, а с возрастом порядком располнела (в тот год ей исполнилось 40 лет).

Л. Каравак. Портрет Екатерины I в пеньюаре

Впрочем, кто знает? Когда Виллим Монс впервые нырнул в императорскую постель ей было 32, ему 28. Тридцать два года - это время расцвета женщины и время всесокрушающего зова ее плоти. Екатерина этому зову и не противилась, не стал особо возражать и Виллим.

Тем более что выгоды от этого фавора были налицо - Пётр I вечно отсутствовал в походах, и в условиях полной безнаказанности Монс сначала стал брать взятки по мелочи, за решение мелких вопросов. Потом всё больше и больше, и уже без разбору, и уже без границ. При царском дворе придворные дьяки всегда брали мзду, но в таких масштабах, так открыто и бесстыдно это стало делаться только при Виллиме Монсе. Его, водрузившего над Россией знамя фаворитизма, можно смело считать и родоначальником тотальной коррупции в высших эшелонах российской государственной власти, «с пороками отцов занесенную немцами-проходимцами, новой татарщиной, только не с востока, а с запада» - по мнению историка Михал Иваныча Семевского.

«Немец» Виллим Монс

.
При этом на Руси не нашлось ни одного голоса, который шепнул бы суровому и ревнивому Петру I, что он стал обладателем рогов, а один из камер-юнкеров его супруги - обладателем необыкновенной власти. Но все не только молчали, но лебезили перед фаворитом, поскольку тот, в отличие от царя, вопросы решал быстро и нужную сторону, и это решение зависело только от размеров «благодарности». Даже Меншиков помалкивал, поскольку впал тогда в немилость из-за превышения власти и неуемной страсти к чужой собственности, и держался уже только благодаря заступничеству Екатерины, а точнее сказать, Монса.
Закончилась всё это после того, как Петру было подослано подметное письмо, в котором указывалось на роль Монса в управлении российской Империи. Строгое расследование, проведенное самим Петром, подтвердило приведенные в письме факты и привело его в ярость. Во взятых при аресте Монса бумагах были десятки подобострастных холопских писем к фавориту. И какие там были обращения: «Милостивый государь и патрон», «Любезный друг и брат»! А какие там были подписи: князь Меншиков, генерал-губернатор Ягужинский, дипломат Бестужев-Рюмин, канцлер Головкин, и другие «птенцы гнезда Петрова»! И перечисление полученных Монсом бесчисленных подношений: драгоценностями, деньгами, деревнями, лошадьми. Петр пришел в ярость: «все всё знали, унижались перед временщиком и молчали - значит, ждали его, царя, смерти!».

И.Таннауер. Портрет Петра I на смертном одре

Но хуже того, проведенное расследование открыло глаза Петру на взаимоотношения Екатерины и Монса, хотя любовных записочек Екатерины в его бумагах не нашлось (императрица просто не умела писать). Пётр провел с Екатериной очень крутой разговор, изменил своё решение о наследовании престола Екатерине и порвал составленное в ее пользу завещание.
Суд, конечно же, обвинил Монса только во взяточничестве и приговорил к смертной казни. Рано утром 16 ноября голова Виллима Монса скатилась с плеч, и выставленная на шесте еще долго пугала петербуржских прохожих. Через два месяца, 28 января 1725 года, Пётр умер, а его гвардия, вопреки его воле, провозгласила Екатерину самодержавной императрицей. Новая самодержица первым делом вернула свободу всем осуждённым по делу Монса, и до самой своей смерти хранила в спальне табакерку, трубку и лорнет Монса.

После этой истории все взяточники и казнокрады на Руси избегали на всякий случай запускать одну руку в российскую казну, а другую - под юбку жен своих правителей. И представляется, что пока Людмила Александровна Путина чиста перед мужем, не один российский взяточник и казнокрад не понесет в России такого же сурового и заслуженного наказания как Виллим Иванович Монс…

Когда Пётр I узнал, что его бывшая жена Евдокия Лопухина, сосланная в Суздаль (царь расстался с ней много лет назад), живёт с офицером Степаном Глебовым, он повелел Глебова казнить, а Евдокию высечь кнутом и отправить в монастырь на Ладогу. Однако сегодня наш рассказ о другой жене Петра, Екатерине, и её молодом возлюбленном Виллиме Монсе.

Петр I

Родился Монс в 1688 году, был он братом Анны Монс, первой возлюбленной Петра. Двадцатилетним поступил в армию, участвовал в сражениях под Лесной и Полтавой. Пётр заметил ловкого и смышлёного молодого человека и взял себе в адъютанты. Ещё одна сестра Монса, Матрёна Ивановна, по мужу Балк, статс-дама царицы Екатерины Алексеевны, помогла в 1716 году стать брату камер-юнкером царицыного двора. Скоро он уже управлял вотчинной канцелярией государыни.

Монсу нет ещё тридцати, царица только на четыре года его старше. Он очень хорош собой, в меру воспитан и умеет развлечь скучающую государыню. Пётр же весь в делах и заботах, всё время в разъездах, к тому же стал часто болеть. И случилось то, что должно было случиться...

Сын золотых дел мастера из Немецкой слободы в Москве, Виллим Монс стал «сильной персоной». К нему начали обращаться за помощью многие люди, и он помогал, конечно, небескорыстно. Все знали, что царь любит свою Катеньку и мало в чём может ей отказать. Ну а Катенька всегда готова была пойти навстречу Виллиму Ивановичу.

Даже всесильный Александр Данилович Меншиков не раз обращался к Монсу, дарил ему породистых лошадей, кареты. Царь устал уже от безудержного воровства своего некогда любимого Данилыча. Только недавно был публично казнён за лихоимство сибирский губернатор князь Матвей Гагарин. Меншикову грозила та же участь. И Виллим Иванович помог. Царь сказал только: «Если, Катенька, он не исправится, то быть ему без головы. Я для тебя на первый раз прощаю».

КОРОНАЦИЯ

Взятки «за помощь» Монсу давали князья Долгорукие, Голицыны, Черкасские, Гагарины, граф Головкин, баронесса Шафирова, Артемий Волынский и многие другие. И самые запутанные, самые «неправедные» дела быстро решались...

В конце 1723 года, после двенадцати лет супружества, Пётр решил короновать свою Катеньку. Коронация состоялась 7 мая 1724 года в Успенском соборе Московского кремля. Екатерина Алексеевна стала императрицей. По случаю такого события многих наградили. Монс в те дни стал камергером. Как это часто бывает, все окружающие знали об измене Екатерины, не ведал об этом только муж...

Ничто, казалось, не предвещало любовникам беды. А беда уже стояла на пороге. У Монса был доверенный человек (мы бы назвали его личным секретарём) — Егор Столетов. Ему поручалось разбирать переписку между государыней и Монсом. Ведал Столетов и всеми хозяйственными делами своего патрона. И сам брал взятки с тем, чтобы чья-либо просьба быстрее дошла до ушей государыни. К тому же Столетов был болтлив, да ещё любил прихвастнуть своей близостью к сильным мира сего.

Родные Виллима Монса и люди, к нему расположенные, не раз убеждали его, что Егора Столетова надо от дел отстранить. Монс же отвечал так: «Виселиц у нас много! Если Егор какую пакость сделает, то не миновать ему виселицы». И всё оставалось по-прежнему.

Был у Монса ещё один доверенный человек, Иван Балакирев, бывший стряпчий, а потом солдат гвардии. Нам он известен как знаменитый шут, которым стал, однако, только при Анне Иоанновне. Зашёл как-то Балакирев к своему приятелю, обойного дела ученику Ивану Суворову. Рассказал, что носит письма от царицы из Преображенского к Монсу в село Покровское. А письма те опасные. И если что, то ему первому головы не сносить.

Суворов и раньше знал, что это за письма, и вскоре (в ночь на 27 апреля) поведал о них своему приятелю, Михею Ершову. Добавил, что одно письмо было «сильненькое», так что и говорить о нём страшно. В нём рецепт питья из трав для «хозяина». Вроде как отрава... Ершов решил обо всём этом сообщить властям (или, как тогда говорили, подать извет). Надо полагать, боялся за себя: как бы голову не сложить за недонесение.

Однако с изветом пришлось подождать, в Москве шли коронационные торжества. Ершов передал свой донос лишь в конце мая, да, видно, не в те руки. Царь о нём так и не узнал, а вот Екатерина Алексеевна дозналась, и с ней 26 мая случился удар. Когда она стала поправляться, царь, успокоенный, в середине июня уехал в Петербург.

ДОНОС НАХОДИТ АДРЕСАТА

5 ноября 1724 года дворцовый лакей Ширяев шёл по Невской першпективе, как вдруг кто-то сунул ему в руки письмо, якобы взятое с почты. Ширяев разорвал пакет, внутри был ещё один, на имя царя Петра. Дворцовым служителям было категорически запрещено принимать какие-либо письма или челобитные в адрес государя. Ширяев подумал и отнёс-таки этот пакет, не вскрывая, кабинет-секретарю императора Макарову.

В пакете оказался майский донос Михея Ершова и, видимо, то «сильненькое» письмо, о котором уже упоминалось. Пётр сразу же распорядился доставить Ивана Суворова в Тайную канцелярию. Были арестованы и привезены в Петропавловскую крепость Столетов и Балакирев. Начались допросы «с пристрастием». 8 ноября Пётр ужинал у Екатерины. Монс в тот день был в ударе и, по словам саксонского посла Лефорта, «долго имел честь разговаривать с императором, не подозревая и тени какой-нибудь немилости».

Вернувшись домой после застолья у её величества, Монс уже готовился ко сну, когда к нему без стука вошёл начальник Тайной канцелярии Андрей Ушаков и предъявил ордер на арест. У Монса отобрали шпагу, опечатали все бумаги и отвезли его в дом Ушакова, которого даже в официальных бумагах именовали «инквизитором».

В понедельник, 9 ноября, в кабинете императора уже лежали бумаги Монса, а потом привели и его самого. Несчастный любовник не выдержал ужасного, полного жажды мести и, вместе с тем, презрительного взгляда царя и упал в обморок.

Царь велел убрать Монса, а сам стал просматривать его бумаги. Там было много писем разных лиц с просьбами «помочь», но любовных записочек Екатерины не нашлось. Кстати, императрица, вообще-то говоря, писать не умела. Свои любовные послания она диктовала сестре Монса, Матрёне Балк.

УНИЧТОЖЕННОЕ ЗАВЕЩАНИЕ

Весть об аресте бывшего фаворита мгновенно разнеслась по Петербургу, но говорили об этом только шёпотом. Денщики и фрейлины — и те были перепуганы. Царица заперлась во внутренних покоях дворца. Царь продолжал разбирать бумаги Монса. Вероятно, в тот день он уничтожил своё завещание о передаче престола в случае своей смерти Екатерине. Потом подумал, что его дочери до сих пор не пристроены. Тут же последовал приказ Андрею Остерману ехать к герцогу Голштинскому и сообщить ему, что царь согласен выдать за него свою дочь и даже назначил день обручения. Правда, которая из дочерей предназначалась герцогу, он не уточнил...

Карл-Фридрих, герцог Голштейн-Готторпский жил в России уже четвёртый год. Этот невзрачный молодой человек маленького роста, слабого телосложения мог претендовать и на шведский престол, и на владение герцогством Шлезвиг. Пока же он владел только городом Киль. Герцог приехал к Петру Первому за поддержкой, а также с тем, чтобы жениться на одной из его дочерей. Шли месяцы и годы, царь всё обнадёживал герцога, поил его вином без всякой меры, но не говорил ничего определённого. И вот теперь желанный час для Карла-Фридриха настал.

Вернёмся, впрочем, к несчастному любовнику. 10 ноября Пётр сам допрашивал Монса. Записи этого допроса сохранились, однако речь там идёт только о взятках. Говорили, что Пётр, вернувшись с допроса, чуть не зарезал Екатерину. Известный русский историк М.И. Семевский считал этот слух маловероятным. По его мнению, Екатерине и на этот раз удалось обуздать бешеный нрав мужа. Но, конечно же, в их отношениях появилась глубокая трещина. Пётр даже собирался судить жену за супружескую измену, однако князь А.И. Репнин и некоторые другие вельможи уговорили его этого не делать. Судьба царской династии в этом случае могла оказаться под угрозой.

Императрица Екатерина

Суд, как и ожидалось, обвинил Монса только во взяточничестве и, следуя царской воле, приговорил к смертной казни. Матрёну Балк велено было бить кнутом и сослать в Тобольск. Столетова — также бить кнутом и отправить на каторгу на десять лет. Балакирева — бить батогами; каторги ему определили три года.

Рано утром 16 ноября на Троицкой площади в Петербурге голова Виллима Монса скатилась с плеч. Долго ещё, выставленная на шесте, она пугала петербургских жителей. Через два месяца, 28 января 1725 года, умирает Пётр. Гвардия, вопреки его воле, провозглашает Екатерину самодержавной императрицей.

Новая самодержица вернула свободу всем осуждённым по делу Монса. В своей спальне она хранила его табакерку, трубку и лорнет. Процарствовала самодержавная Екатерина недолго, всего два с лишним года, и скончалась в мае 1727-го. Правда, выдать свою старшую дочь Анну за герцога Голштинского всё-таки успела. И в результате этого, в сущности, случайного брака не угасла династия Романовых.

Виллим Монс , подписывался де-Монс (нем. Willem Mons , 1688, герцогство Вестфалия - 26 ноября 1724, Санкт-Петербург) - брат любовницы Петра I Анны Монс , адъютант императора, камер-юнкер, камергер императорского двора. Казнён за взятки и любовную связь с императрицей Екатериной .

Биография

Сын немецкого уроженца, золотых дел мастера (по другим известиям - виноторговца) Иоганна-Георга Монса (варианты фамилии - Монет, Мунет, Монсиана ), уроженца города Миндена (Везер) и его жены Матрёны (Модесты или Матильды) Ефимовны Могерфляйш (Могрелис; 1653 - 04.10.1717). Иоганн-Георг был сыном обер-вахмистра кавалерии Тиллемана Монса и Маргариты Роббен. Родился он в Вестфалии, в 1657-1659 гг. обучался бочарному ремеслу в Вормсе . Во 2-й половине XVII в. Иоганн-Георг приехал с семьей в Россию и поселился в Москве. В семье было ещё трое детей: Матрёна (Модеста) , Анна и Филимон.

К 1690 году его отец имел собственный дом и входил в круг зажиточных лиц Немецкой слободы (20 июня и 22 октября 1691 на пиру в его доме присутствовал царь Пётр I). После его смерти вдове за долги пришлось отдать мельницу и лавку, но дом с «аустерией » (гостиницей) остался за семьей. Анна Монс познакомилась с царём около 1690 года при содействии Лефорта , с той поры началось возвышение Монсов.

Служба

В 1707 году брата фаворитки рекомендовал Петру и Меншикову прусский посланник Кейзерлинг (будущий муж Анны). Принят на военную службу в августе 1708 года. Служил волонтёром, затем генерал-(флигель-) адъютантом при генерале от кавалерии Р. Х. Боуре . Участвовал в сражении при Лесной и Полтавской битве . 30 июня 1709 под Переволочной в качестве парламентёра вёл переговоры со шведами о капитуляции и добился успеха.

Казнь

8 ноября того же года Монс был арестован, обвинён во взяточничестве и других противозаконных действиях. Следствие по делу Монса производил руководитель Тайной канцелярии П. А. Толстой .

13 ноября был вынесен смертный приговор. Казнь через отсечение головы состоялась 26 ноября в Петербурге.

Истинной причиной быстрого следствия и казни была привязанность, которую питала к Виллиму императрица.

Камер-юнкер Берхгольц в своих записках описывает казнь, вместе с которым «в тот пасмурный и промозглый день» были наказаны кнутом и батогами его сестра Матрёна (сослана в Тобольск), секретарь Монса Егор Столетов (сослан в Рогервик на 10 лет), шут Иван Балакирев (сослан в Ро­гервик на 3 года). Пажа Соловова (12 лет) высекли в суде и записали в солдаты. Приговор подписали: Иван Бахметев , Александр Бредихин , Иван Дмитриев-Мамонов , Андрей Ушаков , Иван Мусин-Пушкин , Иван Бутурлин и Яков Брюс . На полях Петр начертал: «Учинить по приговору».

Тело Монса несколько дней лежало на эшафоте, а голова его была заспиртована.

Голова

Историк Михаил Семевский в 1880-х годах разыскать головы в Кунсткамере не смог.

Несмотря на то, что Пётр I поменял многие исторически сложившиеся на Руси традиции, в некоторых обстоятельствах он проявлял бессмысленную, казалось бы, жестокость, свойственную, скорее, монархам Средневековья, чем просвещённому императору. В частности, речь идет о казни Виллима Монса.

Пётр и семейство Монсов

С семьёй Монсов Пётр познакомился ещё совсем юным, когда начал посещать Немецкую слободу в Москве. Коммерсант Иоганн-Георг Монс выполнял обязанности поставщика товаров для русской армии, а его дочь Анна много лет была фавориткой Петра.

Анна Монс умела пользоваться расположением царя и сумела убедить его предоставить выгодные должности своим родственникам. Но когда выяснилось, что помимо Петра, у неё есть и другие любовники, например, саксонский посланник Кенигсек, царь порвал эту связь.

Однако на остальных членах семьи Монсов это никак не сказалось. Например, сестра Анны Матрёна (Модеста) Монс в 1720-х годах стала статс-дамой второй жены Петра императрицы Екатерины, а также супругой генерала Балка, а их брат Виллим Монс выполнял обязанности сначала императорского адъютанта, затем камер-юнкера и камергера императорского двора.

Управляя вотчинной канцелярией государыни, молодой человек вёл её переписку и бухгалтерию, ведал дворцовым хозяйством, сопровождал Екатерину во всех поездках, в том числе заграничных.

Екатерина и её камергер

Виллим Монс был довольно хорош собой, образован, изящен, умел держаться в обществе и вести себя с женщинами. В отличие от императора, который был скорее практиком и прагматиком, Монс был не чужд романтики, писал стихи. Все это не оставило равнодушной молодую императрицу.

Как и многие придворные чиновники, Виллим Монс часто брал взятки за предоставление различных привилегий. Посредницей между ним и его «клиентами» выступала обычно сестра – Матрёна Монс. Постепенно Монс стал так популярен, что к нему начали обращаться за решением различных вопросов члены императорской семьи и сам светлейший князь Меншиков.

За свои услуги он, как правило, получал подношения, многие заискивали перед ним. Разумеется, нашлись и завистники.

Следствие и суд

5 ноября 1724 года некий таинственный незнакомец, встретив на Невском проспекте дворцового лакея Ширяева, передал ему анонимное письмо на имя государя. Поскольку пакет был запечатан, Ширяев решил отнести его кабинет-секретарю Макарову. В конце концов он всё же попал в руки самого императора.

В письме говорилось, что Виллим Монс, Иван Суворов (дядя будущего великого полководца), а также царский шут Иван Балакирев и стряпчий Егор Столетов, так сказать, используя служебное положение, активно занимались мздоимством и составили заговор с целью отравить государя. Точное содержание текста неизвестно, но скорее всего, в нём шла речь и об отношениях Монса и Екатерины.

В наличие заговора Пётр, похоже, не очень поверил, но вот известие о любовной связи жены с щеголеватым чиновником его буквально взбесило. Ранее он устроил расправу над возлюбленным своей первой супруги Евдокии Лопухиной – Степаном Глебовым, хотя на тот момент они уже не состояли в браке. Глебова посадили на кол, а епископа Досифея, попустительствовавшего этой связи, лишили сана и колесовали.

Пётр поручил провести следствие по делу Монса руководителю Тайной канцелярии графу Толстому. 8 ноября Монса арестовали. Палачи даже не успели приступить к пыткам: камер-юнкер сразу же начал признаваться во всех грехах.

На суде, состоявшемся 13 ноября, были выдвинуты лишь обвинения экономического характера. Монса обвинили в присвоении оброка с вотчинных деревень, взяточничестве и казнокрадстве. Вместе с ним судили также и предполагаемых сообщников. Но только одному Монсу был вынесен смертный приговор - казнь через отсечение головы.

Конец Монса

Утром 16 ноября Монса подвели к эшафоту, где его уже ждал палач. Перед казнью он успел передать протестантскому пастору золотые часы, в крышку которых был вставлен портрет императрицы Екатерины.

После этого бывший камер-юнкер снял с себя нагольный тулуп и сам положил голову на приготовленную плаху. Одним взмахом отрубив голову, палач привычным жестом насадил её на шест с заостренным концом. Сестра и главная помощница Монса – Матрёна Балк – отделалась куда легче: её всего лишь выпороли кнутом и сослали в Сибирь. Егора Столетова и бывшего шута Ивана Балакирева отправили на каторгу. Оправдаться удалось одному лишь Ивану Суворову.

Что же касается Екатерины, то к ней практически не было применено никаких карательных мер. Возможно, факт прелюбодеяния все же не удалось доказать. Пётр ограничился тем, что привёз жену на место казни и продемонстрировал ей насаженную на кол голову её бывшего фаворита. К тому времени она была привязана к специальному колесу и выставлена на площади на всеобщее обозрение.

Поглядев на это зрелище, Екатерина произнесла: «Как грустно, что у придворных может быть столько испорченности». Похоже, этой фразой она пыталась отречься от обвинений в интрижке с Монсом, представив дело так, словно проворовавшийся чиновник не имел к ней лично никакого отношения.

Пропавшие головы

Существует также легенда о том, что заспиртованную голову Виллима Монса по приказу Петра поместили в спальню императрицы, дабы она напоминала Екатерине о совершенном ею грехе. Через несколько дней она бросилась перед мужем на колени и, простояв так три часа, сумела вымолить у него прощение.

В конце XVIII века княгиня Екатерина Дашкова обнаружила, что в подвале Кунсткамеры хранятся два сосуда с заспиртованными человеческими головами: одна из них будто бы принадлежала Монсу, а вторая – фаворитке Петра I Марии Гамильтон, казнённой за детоубийство.

В 80-е годы XIX столетия историк Михаил Семевский попытался разыскать эти экспонаты, но так и не смог найти никаких следов. Есть версия, что по приказу императрицы Екатерины II головы захоронили в земле.